Нобелевская премия - Страница 92

Я медленно выдохнул белое облачко пара. Это будет нелегко.

Я ещё раз взглянул на решётку, на массивную дверь, на кодовые замки, на сей раз профессиональным взглядом. Карты и коды. За время, которое у меня оставалось, это не успеть. Такие вещи я уже делал, да, конечно. Но это требовало продолжительной слежки за персоналом, больших затрат. Нужно выведать, кто работает в этом здании, нужно выявить того, кто представляет собой слабое звено, и сосредоточиться на этой персоне. Следить за ней. Такой человек часто заводит слабые коды в виде одной, много раз повторяющейся цифры, даты своего рождения, годового числа, геометрического узора, возрастающего или убывающего ряда цифр, или что там ещё может прийти в голову людям, чтобы облегчить жизнь таким, как я. Иногда код можно считать просто по кнопкам. Например, если какие-то кнопки изношены больше остальных – при том качестве, какое обеспечивает большинство фирм, для этого достаточно потных пальцев дюжины сотрудников и нескольких месяцев времени. Если не по кнопкам, то комбинацию цифр можно вызнать из подходящего укрытия при помощи видеокамеры и достаточно сильного объектива. Карту, разумеется, надо выкрасть. Это значит, два взлома вместо одного, но первый – в частную квартиру и потому может считаться лёгкой прогулкой.

Но здесь таких слабых мест не просматривалось. Кнопки сияли свежим металлическим блеском, сработано на века.

Иногда помогали манипуляции с самим замком. Некоторые кодовые замки легко разбираются, и дверь можно открыть, перемкнув нужные провода. Большинство этих устройств – игрушки, притворяющиеся средствами безопасности.

Но здешние выглядели иначе. Производитель этих замков был мне неизвестен, что само по себе было уже плохим знаком. И положение здания затрудняло манипуляции. Когда их можно было бы провести? Днём само собой не получится. А ночью? Улица была оживлённой и хорошо освещалась. Прохожие и уличное движение защищали здание эффективнее любого прибора.

Нет, с парадной стороны вторжение невозможно.

Но ведь у дома есть не только парадная сторона. Я глянул вверх, на этажи из серого камня и спросил себя, что может скрываться позади здания. Внутренний двор? Боковые пристройки? Я двинулся вниз по Стюрегатан, заглянул в витрину мужских товаров, изучил меню клуба, вразвалочку проследовал дальше, вокруг квартала.

Миновал магазин дизайнерских кухонных приборов, сразу после него – как по заказу – отделение фирмы безопасности, совсем не той, чьи были замки, но с отдельным бронированным подъездом. Потом была пара ресторанов, входы в какие-то конторы и так далее. За следующим углом, на Брахегатан, я заглядывал через стеклянные входные двери в тёмные вестибюли, полные почтовых ящиков. Из вестибюлей наверх вели лестницы, и некоторые из лестничных клеток имели окна – только через них, к сожалению, виднелись лишь крохотные участки – провода, стены, конёк крыши или пасмурное небо. Но внутренний двор, кажется, был. Если мне придётся проникать внутрь здания фонда, то лишь оттуда.

Далее вверх по Брахегатан обнаружились ворота. Они стояли открытыми. Кто-то выехал на своём фургоне и оставил их так. Я вошел внутрь, держа наготове свою самую глупую мину. Если кто-нибудь меня задержит, я ищу столярную мастерскую Иохансона, очень просто.

Я прошёл мимо парковки, осмотрел окружающие здания. На некоторых балконах сушилось бельё – подумать только, посреди зимы! Я попытался сориентироваться. То ли я очутился на задворках кинотеатра? И тут ещё живут на верхних этажах? В любом случае, здесь было несколько строений, стоящих перпендикулярно к передним зданиям, выдаваясь во внутренний двор. Однако здание фонда отсюда было неразличимо, для этого я оказался слишком далеко.

Никто меня не задержал, никто мне даже не попался навстречу. Столярная мастерская Иохансона отправилась в запасник готовых на все времена отговорок. Я обошёл вокруг всего квартала и, когда приближался к фасаду фонда с другой стороны, увидел нечто такое, на что мой инстинкт сделал стойку. В доме с марокканским бюро путешествий был ещё один подъезд – узкая тёмная дверь, прямо рядом с фасадом Нобелевского фонда. Замок на этой двери был вполне обыкновенный. Выцветшая надпись, наполовину скрытая граффити и остатками наклеенных плакатов, гласила: «К кухне».

Это о чём-то говорило, хотя я ещё не знал, о чём. Окоченевшими пальцами выудил отмычку. Беглый взгляд вокруг: никто не обращает на меня внимания, насколько можно видеть. Замок не только выглядел обыкновенным, он и был таковым – открыть его мне ничего не стоило.

Дверь скрипнула, когда я приоткрыл её. Воздух был застоявшийся и затхлый. Коридор уводил в заднюю часть дома. Выключатель на стене не действовал. На нём висела густая паутина, уже покрывшаяся пылью. Судя по всему, в последний раз через эту дверь входили уже очень давно.

Хорошо. Посмотрим, насколько толстая стена отделяет коридор от соседнего здания. Я снова закрыл дверь и отошёл от будущего места преступления. Всё это очень обнадёживало. Несколько недостающих сведений и, разумеется, аппаратура – вот что я должен раздобыть, ну, а потом… Эту фазу я люблю больше всего. Интеллектуально она самая будоражащая: когда составляешь план, перебираешь в уме все возможности, ломаешь голову над хитростями и ищешь, как обойти непреодолимые препятствия.

Ганс-Улоф, сообразил я, должен хорошо знать здание фонда. Правда, судя по тому, что он рассказывал и что я сам знал о процессе выборов, фонд не был постоянным местом сборов, но всё-таки мой зять был одним всего лишь из пятидесяти человек, имеющих право голоса в Нобелевской премии по медицине. И его, без сомнения, раз-другой приглашали в помещения за этим фасадом…