Нобелевская премия - Страница 132

132

Гранд-отель занимал не весь квартал, но большую его часть. Рядом находилось здание администрации «Svenska Naringsliv»; за углом, на Хофслагаргатан я заглянул в маленькую, пропылённую табачную лавку, а рядом какой-то мужчина перетаскивал в полуподвал пачки офисной бумаги с поддона, стоящего в снегу на обочине дороги. На Стальгатан я наконец нашёл служебный вход для персонала, и постепенно в голове у меня сложилось представление о том, как надо действовать.

С тех пор, как я выкрал из сейфа Рето Хунгербюля план мероприятий, я знал, что София Эрнандес Круз будет 9-го декабря присутствовать на вручении Right Livelihood Awards, которую ещё называют «альтернативной Нобелевской премией». Денежное содержание этой премии берет начало от размещения двухсот тысяч долларов, так как происходит не от предприятий со взрывчаткой, а из фонда, который основал немецко-шведский журналист Якоб фон Уэкскюль в 1980 году, продав свою огромную коллекцию почтовых марок. Церемония, как и каждый год, начиная с 1985-го, проходила в Шведском парламенте, а по её окончании предполагался банкет. Я мог рассчитывать, что у меня есть время по крайней мере до одиннадцати часов на то, что мне предстояло сделать.

Когда я, стоя перед домом Димитрия, сунул руку в карман, мои пальцы нащупали бланк удостоверения – единственное, что я прихватил с собой из офиса Нобелевского фонда. Да и то скорее по привычке и без конкретного плана. На письменном столе секретарши шефа лежала папка с погашенными чеками, подтверждениями рейсов самолётов и прочими документами, а ещё там были бланки удостоверений для сотрудников, занятых организацией нобелевских мероприятий. Походило на то, что их кто-то собрал, после того как стало ясно, что они больше никому не понадобятся.

При помощи фотоавтомата и кое-каких инструментов из писчебумажного магазина я оформил удостоверение на себя, под чужим именем, разумеется. Выглядело оно, на мой взгляд, вполне убедительно. На нём была голограмма, которая, в зависимости от угла наклона, показывала либо профиль Нобеля, либо текущий год. Такие голограммы нынче в ходу, чтобы затруднить жизнь фальшивщикам.

Один из барьеров тем самым был взят. Я достаточно разбирался в методах охранных служб, чтобы не заблуждаться на тот счёт, что одного удостоверения мало.

Поскольку было ещё рано, я забился в кафе неподалёку и там сражался со своей бездонной усталостью самым крепким кофе, какой только у них был. Я смотрел на часы и старался больше ни о чём не думать. В двадцать часов тридцать минут я расплатился и встал. Последний акт, финальная сцена.

Шагая вдоль Стрёмгатан к Гранд-отелю, я нарочно дышал глубже, чем было необходимо, и входил в роль. Я был курьер, порученец по неотложным делам, тот, кому приходится улаживать тысячу срывов, неизбежно возникающих при организации таких гигантских мероприятий.

И я уже весь день был на ногах, и нервы мои были на пределе: для этой роли мне даже не надо было притворяться.

Гранд-отель. Служебный вход для персонала. На двери кодовый замок, а кода я не знаю, поэтому я постучал, нетерпеливо и настойчиво.

Открыл мужчина из службы безопасности, в ширину такой же, как и в высоту, и остриженный так коротко, как только можно постричься, чтобы не выглядеть бритоголовым.

– Вы должны мне помочь, – нервозно сказал я и сунул ему под нос своё удостоверение. – Большая проблема, щекотливая проблема, и у меня всего полчаса на то, чтобы её решить.

Он взял удостоверение и поднёс его к свету.

– Сёльве Бергман, – прочитал он вполголоса. – Свободный доступ повсеместно. Интересно.

Я не хотел давать ему время задуматься о том, существует ли вообще такая категория допуска.

– Послушайте, – сказал я, подзывая его жестом, который он проигнорировал, – то, что я вам сейчас расскажу, должно остаться абсолютно между нами. Как вас зовут?

– Мате Альмбрандт, – нехотя ответил он.

– Итак, Мате, как я уже сказал, никому ни слова, – я сцепил пальцы и заговорил ещё тише, так что ему всё же пришлось наклониться ко мне. – Госпожа профессор Эрнандес Круз, лауреат Нобелевской премии по медицине, в настоящий момент сидит в парламенте на вручении другой премии. И десять минут назад у неё лопнул бюстгальтер.

Теперь я обеспечил себе его внимание.

– Не знаю, видели ли вы платье, которое на ней сегодня, – продолжал я со стиснутыми пальцами, – но это катастрофа. Поэтому я должен подняться в её комнату, взять из шкафа совершенно конкретный бюстгальтер, который она мне подробно описала, и вернуться в парламент до того, как начнется приём у спикера.

– Не лучше ли было прислать для этого женщину? – спросил Мате Альмбрандт. Мате Альмбрандт был не так уж глуп.

– Во-первых, – ответил я, – мой отец держит магазин дамского белья, так что я разбираюсь, спасибо за сочувствие. Во-вторых, в такой вечер ни на одной женщине не оказалось подходящей обуви, в которой можно быстро преодолеть по снегу большое расстояние. – Меня самого порой ошарашивает, какие увёртки приходят мне в голову, когда времени на обдумывание нет совсем. – И, в-третьих, у меня случится приступ бешенства, если вы сейчас же не дадите мне генеральный ключ и не уйдёте с дороги.

Он отступил. Я смог войти, и он вручил мне карточку-ключ. Но всё же настоял на том, чтобы обыскать меня на предмет оружия и других злых предметов, а моё удостоверение забрал в залог до моего возвращения. Пока он записывал моё имя в протокольную книгу, я уже скорым шагом шёл к лифту для персонала.

София Эрнандес Круз жила в номере 611. Прежде чем приблизиться к этой двери, я перепроверил расположение видеокамер, наблюдавших холл, и одну из них слегка отвернул в сторону. Если повезёт, никто не заметит изменения, если повезёт меньше, то пройдёт какое-то время, прежде чем кто-нибудь явится глянуть, в чём дело.

132