Нобелевская премия - Страница 10

Он представил, что журналисты со всего мира, которые завтра в полдень будут давиться здесь за лучшие места, на сей раз получат больше информации, чем просто имена лауреатов.

Он поставил свою машину на одной из дальних парковок вдоль Нобельвега и запретил себе озираться по пути к своему кабинету в поисках мужчины с широко расставленными глазами и кожаным чемоданчиком. Но перестать о нём думать ему удалось лишь после того, как его целиком захватила повседневная работа. Предметом его исследований были механизмы переноса нейронов в той системе спинного и головного мозга, которая регулирует боль и реакции на стресс. Лабораторной работой он, естественно, не занимался, её выполняли три аспиранта, которые впоследствии станут его соавторами. Раз в неделю они приходили в его кабинет с последними отчётами, и всегда при этом обнаруживались новые захватывающие взаимосвязи. В сегодняшнем обсуждении речь шла об указаниях на то, что определённые слабые стрессовые стимулы, судя по всему, ведут к изменениям в тканях и к изменённому выбросу холецистокинина в периаквадуктальную область мозга, а этот выброс, как принято считать, есть важнейшая компонента болевых ощущений. Это могло послужить основой для создания нового анальгетика, и исследования стоило продолжить. Они обсудили несколько гипотез и в конце пришли к решению тем же способом исследовать уровень нейропептидов. Дальше будет видно, когда появятся определённые данные.

После того как аспиранты ушли, Ганс-Улоф принялся за статью об актуальных разработках в фармакологии, которую он обещал дать в Medicinsk Vetenskap – научный журнал, издаваемый Каролинским институтом раз в три месяца. В редакции он слыл одним из немногих профессоров, умеющим формулировать в понятной и доступной форме, поэтому к нему часто обращались с такими просьбами. Как раз в тот момент, когда он ломал голову над несколькими абзацами, где оставалось ещё слишком много специальных выражений, зазвонил телефон. Он снял трубку, не отрывая глаз от текста.

– Андерсон.

Молчание. Лишь слабые, дальние шорохи.

– Алло? – он почувствовал импульс тут же положить трубку, но не сделал этого. – Вы меня слышите?

Шорохи, потом вдруг раздался голос. Голос, который он слышал впервые.

– Вашей дочери Кристине четырнадцать лет, она учится в школе Бергстрём, – сипло сказал мужчина на неуклюжем английском. – У нее длинные светлые волосы, она любит носить на лбу широкую повязку, сегодня она надела синюю с двумя вышитыми жёлтыми лошадками. В классе она сидит на третьей парте, в ряду у окна, рядом с девочкой по имени Сильвия Виклунд. Сейчас у них английский, и это, кажется, не самый ее любимый предмет, судя по выражению её лица…

Словно ледяная рука стиснула сердце Ганса-Улофа.

– Что всё это значит? – выдохнул он. – Кто вы? Для чего мне всё это рассказываете?

– Наш посыльный, господин Йохансон, сегодня вечером придёт к вам ещё раз, – сказал сиплый голос. – На сей раз вы должны учесть, что у нас есть и другие возможности, кроме денег.

Глава 7

Он чувствовал себя, как под воздействием наркотиков, когда положил трубку. Кристина. Они грозятся сделать что-нибудь с Кристиной.

Какой кошмар! Кристина, силы небесные! Что это за люди? Что это, чёрт возьми, за мир?

Воды. Большой глоток, целый стакан зараз, и потом ещё один. Как будто он горел изнутри, так он себя чувствовал.

Конечно, он должен был им подчиниться. Против такого коварства он бессилен. Если он поставлен перед выбором – сохранить либо идеалы Нобелевской премии, либо жизнь и здоровье его дочери, – тогда он должен решить в пользу Кристины. Она была для него всем, смыслом его существования. Это всё, что у него осталось от жены и от лучших лет жизни.

Ганс-Улоф в ужасе чувствовал, что он в руках преступников и должен беспрекословно подчиниться им…

Стоп. Что за чепуха. Это, может, на Сицилии так бывает или в Бронксе в Нью-Йорке, но здесь-то Швеция! Здесь никто не может шантажировать других людей и думать, что останется безнаказанным.

Нет. Он не игрушка в руках преступников. Он найдёт, чем их удивить. Достаточно будет пойти в полицию и написать заявление об этом инциденте.

Именно так он и сделает. Сейчас же. Он бросился к своему письменному столу, сорвал с аппарата трубку и сделал, как ему потом не раз придётся повторять, самую большую ошибку своей жизни.

Он быстро достал из ящика стола список телефонов и набрал номер школы Бергстрём. Долго шли звонки, потом ответил женский голос, назвавшись, но он не разобрал фамилию.

– Добрый день, – сказал Ганс-Улоф, – это Андерсон. Не могли бы вы кое-что передать моей дочери?

– Момент, – ответила женщина и зашелестела какими-то бумагами. – Андерсон? Который Андерсон?

– Профессор Андерсон. Мою дочь зовут Кристина, она учится в 8 «А» классе.

Шорохи. Можно было подумать, что женщина попутно наводит порядок на письменном столе.

– Мне очень жаль, но сейчас я не могу позвать её к телефону. Судя по расписанию, они как раз пишут работу по английскому языку.

– Я знаю, – кивнул Ганс-Улоф, хотя это было не совсем так. Ещё недавно он этого не знал. Может, она и говорила ему об этом, а он по рассеянности прослушал. С другой стороны, она ему уже давно ничего не рассказывала. С дочерьми в возрасте Кристины всегда большие сложности, это ему подтверждали все, кого он спрашивал. И, естественно, он любил её больше жизни, несмотря на все их размолвки и ссоры. – Вам и не нужно её приглашать. Я только хочу, чтобы вы ей кое-что передали.